Православие на земле Судогодской карта сайта послать письмо
главная
храмы
за Христа пострадавшие
Святые
публикации
воспоминания
новости
в гостях у батюшки
воскресная школа
ваша помощь и милосердие
фотоальбом
Воспоминания

О раритетной фотографии
выпускников Владимирской семинарии 1879 года.

Ещё летом владимирский реставратор Александр Дмитриев привёз в Свято-Екатерининский храм раритетную фотографию, запечатлевшую выпускников Владимирской семинарии 1879 года. Он рассказал, что это фото передала Владимиро-Суздальской епархии одна из жительниц Судогды. Оттуда оно и попало на стол реставраторам.

- Ещё бы немного, и уникальный снимок было бы невозможно восстановить, - продолжал Александр. – Хорошо, что семейная реликвия хранилась в бабушкином сундуке, а не выгорала и портилась от света. Но сколько человек за долгие годы разглядывали эту фотографию! На ней остались отпечатки пальцев, частицы микропыли. Под некоторыми портретами уже трудно было разобрать подписи…


Александр объяснил, что всё основное время реставраторы трудились на расчистке фресок Андрея Рублёва в Успенском соборе Владимира, и заниматься старинным снимком приходилось по вечерам:

- Сначала с большой осторожностью сняли с листа все фото - тогда о цифровых технологиях и не слыхивали, поэтому фотопортрет каждого выпускника был приклеен на общий лист. Потом этот лист замочили в специальном растворе, чтобы очистить от пыли и жировых наслоений. Почистили и фото. К сожалению, многие имена и фамилии стёрлись от времени. Но ваш земляк здесь точно есть.

Сфотографировать уникальный экспонат никак не получалось – то создавал помехи верхний свет, то фотовспышка. Чтобы снимок получился, Александр предложил на короткое время вынести фото на улицу, хотя солнечный свет – сильнейший враг для фото-раритетов. В поисках нужного ракурса, мы не придумали ничего лучшего, чем расположиться у звонницы. Не помогло: стекло всё-таки бликовало. Мы договорились, что в качестве дополнения Александр пришлёт электронное фото, которое было сделано реставраторами в процессе работы.


Для того, чтобы узнать, кто же из судогодцев привёз фотографию в епархиальное управление, не пришлось проводить специального расследования. С Ией Александровной Павловой – внучкой выпускника Владимирской семинарии 1879 года Ивана Фотиевича Трелина – мы давно знакомы, поэтому и удалось узнать о судьбе изображённого на фото молодого человека.

- Да, эта фотография хранилась у нас, - начала рассказ Ия Александровна. – Не помню, чтобы когда-то она весела на стене. Бабушка очень берегла её и хранила в своём сундучке, доставая лишь изредка, чтобы показать детям или внукам. Мы могли рассматривать её часами.

Ия Александровна отметила, что в семье Трелиных почти все были либо священниками, либо учителями. По её точному выражению, одни воспитывали духовно, другие – давали знания.

- Первые сведения о своих предках я обнаружила в «Епархиальных ведомостях», когда работала в краеведческом отделе владимирской областной библиотеки, - рассказала Ия Александровна. – В одной из публикаций упоминалось имя священника Ильи Егоровича Трелина. У него было два сына – Аполлон и Фотий. О судьбе первого мне узнать не удалось. А Фотий Ильич служил священником на погосте Спас-Беседа. Там он и похоронен.

У Фотия Ильича было девять детей. Самый умный и эрудированный, Владимир, служил в Московском Синоде секретарём. В разные годы был преподавателем догмата в Тверской и Кутаисской семинариях. У него вышло в свет немало трудов, например, «Распространение православия на Кавказе», изданное в Кутаиси. Ещё один сын, Пётр Фотиевич, после окончания семинарии служил учителем в школе для глухонемых. А третий – Иван Фотиевич Трелин – тот самый выпускник семинарии с фото 1879 года.

Стезя священника его не привлекала, и молодой человек поступил на службу в церковно-приходскую школу в деревне Сойма. Сегодня вряд ли удастся выяснить, что послужило причиной оставить учительство и продолжить обучение. Известно лишь, что после окончания юридического отделения Московского университета Иван Фотиевич Трелин был принят на службу в судогодский суд судебным исполнителем. Ему был присвоен чин коллежского асессора, до 1845 года дававший право на потомственное дворянство, а после него – на личное.

Четвёртый сын Фотия Ильича Васили Фотиевич служил священником на погосте Спас-Беседа. Ия Александровна рассказала, что в 1937 году он был арестован. Правда, по рассказу одного из родственников, батюшку отпускали ночевать домой – арестантов надо было кормить, а средств на их содержание выделялось мало.

Единственная дочь, Евгения Ивановна, осталась в родительском доме. Благодаря ей в нём на долгие годы сохранилась особая аура. Я не раз бывала там в детстве. Больше всего запомнились зал и стоящие в нём кадки с фикусами, комната, где на стене висели музыкальные инструменты и огромная «холодная» кухня с русской печью и длинными лавками вдоль большого стола…

Но вернёмся к Ивану Фотиевичу. Ия Александровна дедушку не застала – он не дожил и до шестидесяти лет, и знает о нём по рассказам своей мамы Евгении Ивановны Трелиной и её братьев.

Двухэтажный дом Ивана Фотиевича Трелина на улице Песчаной был знаком многим судогодцам. Парадный вход с дубовой дверью и многоступенчатой лестницей с фигурными стойками перил вёл прямо в кабинет хозяина – там он работал и принимал посетителей. Кроме кабинета на втором этаже располагались гостиная, зала, спальня, детская и огромная столовая. Домочадцы пользовались другим входом – со двора.

- На первом этаже жил кучер, - рассказывала Ия Александровна. – У дедушки был свой тарантас, лошадь и огромный овечий тулуп – ему часто случалось выезжать по службе. На первом этаже жила и няня – у дедушки и бабушки родилось девять детей. Правда, трое умерли ещё в младенчестве, а самый младший, Пётр, погиб в восемнадцать лет на охоте. Федосья Васильевна, супруга Ивана Фотиевича, была домохозяйкой. На жалование коллежского асессора было нелегко прокормить, одеть и обуть большую семью. Выручала корова, которую, несмотря на своё довольно солидное положение, держали Трелины.

- Мама рассказывала, что свободное от работы время дедушка проводил в кругу семьи, - вспоминала моя собеседница. – Он очень любил поэзию и был замечательным декламатором, с удовольствием музицировал и передал это детям. В доме был целый струнный оркестр – две гитары, балалайка и домра. С детства помню: по вечерам, когда у нас гостили мамины братья – она ведь так и жила в родительском доме, они выходили на балкон, тянувшийся вдоль всей западной стены, и пели. Их давно уже нет, но до сих пор вспоминается летний вечер, запах сирени, стройный хор мужских голосов и еле слышный шёпот соседей: «Как поют… Всё бы слушал».

Ивану Фотиевичу не суждено было прожить долгую жизнь – он скончался в 1918 году, не дожив и до шестидесяти лет.

- Мама, тогда ещё десятилетняя девочка, - продолжала Ия Александровна, - запомнила: когда хоронили отца, рядом с гробом на специальной подушечке несли орден, полученный им за безупречную службу. Вдруг к похоронной процессии подошли два чекиста и бесцеремонно отобрали награду. Бедная Федосья Васильевна бросилась к ним: «Оставьте хотя бы коробочку на память». Не проронив ни слова, один из них протянул бабушке футляр от ордена.

Разлетелись из отчего дома сыновья Ивана Фотиевича. Старший, Иван, окончил два факультета Московского университета, тогда ещё не называвшегося МГУ, – юридический и экономический – и служил юрисконсультом в Наркомпросе. Немало испытаний выпало на его долю. Во время Первой мировой войны Иван Иванович оказался в плену. Он в совершенстве владел немецким и французским языком, был настоящим мультиинструменталистом (играл на многих музыкальных инструментах). Очевидно, немцев пленила его игра на скрипке – этот инструмент при обмене пленными они подарили Ивану Ивановичу.

В начале Великой Отечественной об это безобидном инциденте вспомнили бдительные сотрудники НКВД: Иван Иванович был осуждён по подозрению в шпионаже в пользу Германии и отправлен в ГУЛАГ.

- Из писем родные узнали, что в архангельских лесах дядя Ваня страдал не от холодов, а от отсутствия махорки, - вспоминала Ия Александровна. – Я, конечно, по малости лет не могла этого запомнить, но мама рассказывала, как она повезла брату посылочку. Её не пустили дальше Москвы. Да ещё и обокрали в поезде: сняли валенки, пока спала. Хорошо, что она вовремя заметила пропажу. Воришку схватили и вернули украденное.

После этой поездки досталось и Евгении Ивановне: её обвиняли в том, что и она – немецкая шпионка. А злосчастная скрипка, как и многие вещи Ивана Ивановича, была конфискована.

Выпускником Московского университета был и второй сын Ивана Фотиевича Трелина Сергей. Он окончил экономический факультет, владел тремя иностранными языками и служил в торговом главке.

Третий сын, Владимир, был натурой артистической и увлекающейся. Окончив ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технический мастерские), работал в художником-оформителем в Читинском театре. Возвратившись в Москву, частенько навещал Судогду, охотился в здешних лесах. Но главной его страстью были бега. Всё, что зарабатывал, он проматывал на ипподроме. Его «товарищами по страсти» были многие художники и писатели, режиссёры и актёры. Некоторые из них бывали м в Судогде.

Четвёртый сын, Юрий, и дочь Евгения учились в Московском областном пединституте, а после его окончания работали в школе.

- Когда началась война, дядя Юра ушёл на фронт. Получив тяжёлое ранение, был комиссован, - вздохнула Ия Александровна. – В школу он уже не вернулся. Работал директором детского дома и долгое время был бессменным председателем Судогодского общества охотников.

В Судогде осталась и дочь Ивана Фотиевича Евгения Ивановна.

- Мамин учительский стаж исчисляется с 1928 года, - рассказала Ия Александровна. Сначала она учительствовала в Овцынской школе, потом – в Загорье. На работу ходила пешком.

В 30-е годы Евгению Ивановну как выдвиженца (так называли лучших учителей, не имевших педагогического образования) направили в Судогодскую среднюю школу. А уже оттуда – на биофак Ярославского педагогического института.

- Но в средней школе мама вела уроки литературы, - продолжала рассказчица. – Поэтому, вместо того, чтобы ехать в Ярославль, она отправилась в Москву, поступать на литфак пединститута. Но ей было отказано – стать учителями русского языка и литературы в то время могли только дети рабочих и крестьян. Маму подвело происхождение. Пришлось выбирать между естественнонаучными предметами, преподавать которые разрешалось и «чуждым» советской власти элементам..Евгения Ивановна отдала предпочтение физике, и с 1936 по 1967 работала учителем Судогодской средней школы.

Давно уже нет того дома на улице Песчаной. Да и сама улица носит сегодня другое имя – Карла Маркса. А история большой семьи осталась – её хранят новые поколения Трелиных.

Евгения КАРЕЛИНА.
Фото из семейного архива Трелиных-Павловых.


крест